Тьма. Испытание Злом - Страница 17

Чем дальше к югу, тем слабее сказывалось влияние Тьмы, тем дольше не давало о себе знать. И если жизнь обитателей северных королевств превратилась в бесконечное сражение с силами мрака, то у просвещенных силонийцев еще оставалось время на размышления о сути происходящего в мире.

Размышлял и юный Кальпурций, старший сын важного силонийского сановника, государственного судии Вертиция Тиилла. Но не то чтобы слишком усердно. Был он человеком юным, в силу возраста беспечным, любил удовольствия телесные и духовные и класть жизнь на алтарь борьбы с далеким злом намерений не имел. Все изменил случай.

Он, случай этот, свалился как снег на голову и чуть не убил. Очень уж оказался тяжел.

Дом судии Вертиция слыл одним из самых просвещенных во всей Силонии, а все благодаря чудесной библиотеке. Ее любовно собирало и преумножало не одно поколение Тииллов, не жалея на то средств даже в самые трудные военные годы. Лучшего собрания ветхих от древности свитков, современных печатных фолиантов и старинных манускриптов вы не нашли бы и в императорском дворце!

Вот один из них, здоровенный рукописный том в кожаном переплете, и упал с верхней полки прямо на голову Кальпурция, когда тот тянулся совсем за другой книгой (от удара даже позабыл, какой именно). От боли и досады слезы навернулись на глаза, хотел ногой пнуть книгу – воспитание не позволило. Поднял бережно, от пыли отряхнул, осмотрел переплет – не повредился ли от удара. Случайно раскрыл – и странный рисунок увидел на развороте!

Пожалуй, это была карта. Не такая, как принято рисовать теперь – без розы ветров, грифонов и прочих подобающих украшений, без специальных символов, подписей и условных линий. Больше всего она напоминала панорамную картину, изображающую весь Континент от диких скал на западе до неизведанных земель на востоке. Но, несмотря на свою архаичность, изображение было достаточно точным, это весьма сведущий в науке землеописания Кальпурций отметил сразу. Горы вставали там, где было положено богами-создателями, реки текли в своих руслах, леса и степи простирались в соответствии с действительностью. Границы королевств и свободных земель обозначены не были, но несколько старинных городов художник запечатлел будто с высоты птичьего полета. Изображения не вписывались в общий размер рисунка, выглядели непропорционально большими, но занимали верные места.

Особо обращало на себя внимание одно место на карте. Там, на южном окончании полуострова Аппро, был нарисован большой город с дворцами и храмовыми колоннадами. Кальпурций и название его знал – Меронара. Но вот какая особенность! Случись путнику оказаться в тех дальних краях в наши дни – не нашел бы он города, ни храмов, ни дворцов не увидел, одни лишь песчаные дюны, перевеиваемые солеными ветрами. Девятьсот с лишним лет минуло с тех пор, как страшное землетрясение обратило великую и прекрасную Меронару в груду битого мертвого мрамора. Но на рисунке вставала она как живая… Значит, возраст самой книги не меньше тысячелетия?! У Кальпурция дух перехватило от такой древности!

Это потому что он не сразу осознал главное, сообразил, почему правая половина карты затонирована раза в два интенсивнее левой. А когда дошло – забыл и про древность, и про прекрасную Меронару, и про все на свете.

На картине была нарисована Тьма!

Месяц, целый месяц потратил он на изучение фолианта! Не узнал ни-че-го!

Величайшие знатоки чужих наречий не могли ответить ему, на каком языке написана книга. Значение странных букв, похожих на отпечатки птичьих лап, разгадать не удалось. Как, откуда попал манускрипт в фамильное собрание, тоже осталось неизвестным, не нашел ни в одном из инвентарных списков. И даже верный хранитель Тавит, служивший в их доме столько лет, сколько люди вообще не живут, и гордившийся, что помнит историю каждой вещи, ничего о ней не знал. (Расстроился бедный старик чуть не до слез: память изменять начала! Стал проситься на покой, еле отговорили.)

Вопросы роились в голове молодого Тиилла, тревожили душу, не давая спать по ночам.

Если тысячу лет назад землю уже посещала Тьма, почему ни в одной летописи Востока, ни в одной исторической хронике Запада об этом не упомянуто, даже устных преданий в народе не осталось? Ведь он, народ, не забывает такие вещи… Кто и когда наслал это бедствие, долго ли длилось оно, а главное, кому и как удалось Тьму победить? Или не надо ее побеждать, а надо пережидать? Может, природой, богами ли так заведено, что черные времена сменяют светлые, как ночь сменяет день? Что пришло само, само и уйдет?

Или иначе все было, вовсе не наступала Тьма тысячу лет назад, и не свершившееся событие запечатлено на картине, но пророчество о нем?! Но почему тогда древний провидец, узрев приход Тьмы, не смог предсказать крах Меронары?

Никто не мог подсказать Кальпурцию ответ. Лучшие умы Аквинары оказались бессильны пред этой задачей…

Но однажды…

Может, в сотый, может, в двухсотый раз перелистывал он книгу. Уже чисто машинально, не надеясь найти разгадку. Он помнил каждую страницу в ней… Да что там страницу – едва ли не каждый значок! Он именем императора поклясться был готов, что рисунок на развороте – единственный! Не имелось там второго, хоть режьте! Однако теперь он видел его собственными глазами!

Страницы склеились – пришла первая мысль. Но он с негодованием ее отверг. Новые, невесть откуда взявшиеся листы на ощупь не были тоньше остальных. Будь они склеены, он сам либо кто-то другой из десятка тех знатоков, через чьи руки она прошла за этот месяц, непременно заметил бы утолщение. Нет, искать простое, физическое объяснение этому таинственному явлению бесполезно. Рисунок возник в книге волшебным образом! Именно ему, Кальпурцию Тииллу, открылся, как прежде именно ему, и никому другому, пришла в руки сама книга! И это не может быть случайностью. Некие высшие силы – уж не сами ли боги?! – избрали его для великого свершения – изгнания Тьмы! А книга – это руководство к действию, подсказка. И неважно, что смысл ее пока недоступен. Знания придут постепенно, главное – стать на указанный путь, взять на себя миссию изгнания Зла. Так рассудил Кальпурций Тиилл, и мудрецы Аквинары были с ним согласны. И отец благословил его на подвиг.