Но задавать эти вопросы вслух он не стал, сказал только:
– Ну, право, чего ты привязался к человеку? Пусть идет с нами, если хочет! Разве в нашем деле будет помехой хорошая, образованная ведьма?! Да другого такого полезного спутника нам нигде не найти! И оружием она владеет неплохо, зря ты…
Кальпурций смерил друга уничтожающим взглядом. Ледяным голосом молвил:
– Полезный спутник, говоришь? Оружием владеет? А представь, что если бы на ее месте оказалась твоя сестра? Как бы ты заговорил тогда? Не женское это дело – война с Тьмой!
Йорген усмехнулся в ответ.
– Ну, сестры у меня нет, зато есть тетка, примерно в годах Дитмара. Так вот, если они с этой теткой сойдутся один на один на мечах, я даже не знаю, кто выиграет поединок. А если на кулаках – победа точно останется за теткой, у нее такой удар в челюсть, никому мало не покажется.
– Она что, тебя била? – живо заинтересовалась Гедвиг, даже плетение в сторону отложила.
– Ну что ты! – возмутился такому предположению Йорген. – Изольда меня любит нежно, на руках, можно сказать, носит… – Он осекся, потому что наговорил лишнего.
– Это как? – пристала любопытная ведьма.
– Ну как? Берет и носит туда-сюда, – пояснил ланцтрегер неохотно, но честно. – Привычка у нее такая, с детства осталась.
– А ты?
– А я ору: поставь на место! Что мне еще остается? Все-таки я – начальник гарнизона Ночной стражи, а не младенец, чтобы со мной так обращаться на людях…
– Вы мне зубы не заговаривайте! – вскипел сын судии Тиилла. – При чем тут тетки?!
– Притом что посмотрел бы ты, как Изольда выходит на вервольфа с рогатиной! Тогда бы и судил, какое дело женское, какое нет!
В общем, решение было принято в тот день, и совсем не то, на которое надеялся Кальпурций Тиилл.
Как на огне московского пожара
Вы жарили московских наших крыс?А. С. Пушкин
Очень славным местом оказался Степной Гарт. Благополучие – вот слово, наиболее подходящее для его описания. Солнце здесь было щедрым, но не палящим, пастбища – тучными, кони – сытыми, люди – степенными, доброжелательными, но знающими себе цену.
Что же касается тварей ночных, то шторбов, или упырей – так их называли здесь (а вовсе не в Силонии, как воображал Йорген), – не водилось вовсе, поскольку местное население имело полезный обычай трупы свои сжигать на погребальных кострах и прах развеивать по степи. Водились вервольфы (именуемые вырколаками – язык сломаешь!). Но в тех краях, где люди считаются соседями, если живут в трех днях пути друг от друга, и с вервольфом легко разминуться. И вообще, Тьму здешние просторы, похоже, интересовали мало. Хоть и лежал Степной Гарт едва ли не в преддверии ее владений, а жилось здесь народу не в пример спокойнее, чем на Западном побережье или в Северном Приграничье. Может быть, потому, что молились они не Девам Небесным, а старым своим богам остались верны, питали их густым дымом огромных костров, а не тонкими ароматами изящных курильниц и жили по заветам давних предков, так и не пожелав усвоить простейшей истины, что любое преступление, включая смертоубийство, – куда меньший грех, нежели поедание рыбы по средам?
Или как раз в рыбе той дело? Почему-то не употребляли ее в пищу жители Степного Гарта ни по средам, ни в любой другой день недели. Ловить – ловили, отличная, жирная рыба скумбрия водилась в водах Приморского Гарта. Но почти весь улов шел на продажу в чужие земли. Исключение составляли лишь сами рыбацкие села, дарами моря живущие, но чуть глубже в степь – всего-то на час-другой пути, – и на прекрасную скумбрию смотрят как на свиной корм, зато с удовольствием потребляют кошмарное блюдо из свернувшегося кобыльего молока и кобыльей же крови, аккуратно из вены выпущенной. Чудеса!
– И нет тут ничего удивительного! – назидательно заявил Кальпурций Тиилл своим спутникам, взявшимся обсуждать чужие обычаи. – У каждого народа свой вкус. Скажем, мы, силонийцы, в рот не возьмем ящерицу, а вы, северяне, с удовольствием их едите, но от вкуснейших виноградных улиток почему-то отказываетесь…
– Погоди! – вскричал ланцтрегер фон Раух с большим возмущением. – Это кто тебе сказал, что мы едим ящериц?! Тьфу, пакость какая! Даже в самый голодный из десяти минувших лет, когда чернь охотилась на ворон, а к столу нашей знати на серебряных подносах подавали пареную брюкву и кислую капусту, ни один человек не польстился на подобную дрянь! Случаи людоедства в глухих деревнях были, не отрицаю… Но ящерицы – это же страшный грех!
– Правда? – удивился силониец. – Но я уверен был… Нам в школе рассказывали…
– Наврали! Оклеветали целый народ! А еще союзниками считаетесь!
– Это в Эдельмарке едят, только не ящериц, а лягушек, и не целиком, а одни лишь задние лапки, – поправила Гедвиг примиряюще. – Кальпурций просто немного ошибся.
Но Йорген успокаиваться не желал.
– И это ты называешь «немного»?! Лягушачьи лапки и в наших южных провинциях едят, сам я, конечно, не пробовал, но говорят, похоже на курицу…
– А, так, значит, едите все-таки! – воскликнул Кальпурций с торжеством. – Стоило так возмущаться! Ящерица, лягушка – не одна ли тварь?!
Йорген посмотрел на него как на глупого. Вздохнул тяжело. Еще раз взглянул, снова вздохнул и снизошел наконец до объяснений:
– Да будет известно тебе, друг мой Тиилл, слывущий выходцем из просвещенной страны, что разница между названными тобой созданиям поистине огромна. На случай нужды ты должен знать. Птица по природе своей близка к зверю, поэтому ее можно есть. Лягушка близка к рыбе, поэтому ее тоже можно есть. Но ящерица стоит посредине звериного царства, она пресмыкающееся, а пресмыкающихся едят лишь те, кто молится дурным богам! Скажи, Гедвиг!