«Вот вам и Хаген Мудрейший! Вот вам и священное равенство! Разве можно после этого относиться к нелюдям как к людям, если они Тьма знает что творят!» – с горечью подумал Йорген, а вслух сказал:
– Ну и манеры у ваших соплеменников! Хотя чему я удивляюсь? Что значит пара-тройка подбитых прохожих для тех, кто вверг целый мир во Тьму? Пустяк, детская забава! Удивительный вы народ – светлые альвы!
Это было жестоко и, может быть, даже несправедливо. Кальпурций Тиилл непременно осудил бы друга за такие речи. Но он спал, и ланцтрегер фон Раух мог говорить, что хотелось. Черный Легивар сделал ему страшные глаза, но плевать он хотел на Черного Легивара! Гораздо важнее, что Гедвиг Нахтигаль ничего не возразила, а наоборот, пробормотала «угу!».
– Твоя «любимая мачеха» тоже принадлежит этому народу, – тихо, отведя глаза, напомнил Семиаренс Элленгааль, хотя и сам понимал, что не стоило ему этого говорить.
– Моя приемная мать – исключительно благородная, добрая и честная женщина! Недаром она предпочла вашему порочному обществу человеческое! – отчеканил Йорген и отвернулся. Скверно было на душе, будто кусок мыла съел. Однажды, в голодные годы, было дело: нашел старый, потрескавшийся обмылок и подумал: раз на жиру приготовлено, вдруг можно есть? Откусил. Долго плевался потом. И теперь хотелось плеваться. А тут еще Фруте вдруг расплакался, этого не хватало! Вот оно – воспитание альвов!
– Прекрати! – свирепо велел старший брат. – Чего это ты вдруг расхлюпался? Отец бы не одобрил. Если бы я в твоем возрасте вздумал реветь при посторонних, он дал бы мне по шее и стал рассуждать о чести нашего рода. Не вынуждай меня следовать его примеру!
Да, так всегда и бывает в жизни: разозлишься на «посторонних», а срываешь дурное настроение на самых близких.
Но на юношу угрозы не подействовали, он продолжал заливаться слезами, горько и безутешно.
Тут уж Йорген испугался:
– Да что случилось-то?! Объясни толком!
– Я альв! – всхлипнул Фруте. – Я наполовину альв! Теперь… после всего… ты больше не будешь меня любить! Перестанешь считать братом!
– Вот дурень! – проворчал Йорген все еще сердито, но уже мягче. – Я не перестал бы считать тебя братом, даже если бы ты был мохнатым вервольфом и боялся серебра! Или там цвайзелем каким-нибудь! Тьфу-тьфу, чтобы не накаркать!
– Гы-гы! – совсем не по-альвийски сказал мальчишка, ему стало смешно. Слезы высохли.
Вскоре проснулся Кальпурций, все еще бледный, но заметно посвежевший. От кровавой раны на бедре осталось розовое пятно и рваная штанина.
– Какая жалость, – вслух подумалось ему, – что с помощью колдовства излечивается плоть, но не срастается ткань одежд. Иначе как было бы ловко…
– Штаны я тебе и без колдовства зашью, – рассмеялась ведьма.
А больше никто не рассмеялся.
– Эй, а что это вы как на похоронах сидите? – удивился силониец, только теперь заметив подозрительные светлые разводы на запыленном лице Фруте. – Что у вас произошло?
Гедвиг Нахтигаль, понизив голос, описала ему ситуацию.
– Друг мой Йорген, твой упрек был несправедлив, – выслушав ее, рассудил силониец. – Если Тьма превратила в уродов и безумцев людей, она могла дурно сказаться и на местных альвах. По ним нельзя судить о народе в целом… Кроме того, Семиаренс, вы уверены, что это были именно ваши соплеменники? Никогда не слышал, чтобы альвы селились так далеко на востоке!
– Уверен, – печально подтвердил тот. – Стрела, поразившая тебя, – альвийской работы. Попасть в цель на таком расстоянии способен только альв, да и луки человеческие так далеко не бьют. И потом, мне точно известно, что в этом лесу есть наше колониальное поселение. Мы гостили в нем на пути… туда. К слову, его обитатели были настроены против приближения Тьмы. Некоторые даже хотели нас остановить, нам пришлось бежать.
– О! – обрадовался догадке ланцтрегер. – Тогда понятно! Стрелок вас узнал и решил отомстить. Целился в вас, а попал в Кальпурция! Случайно!
– Если бы он целился в меня, то в меня бы и попал, – не согласился альв. – Наши луки не знают промаха.
Это была чистая правда.
– От Тьмы любой может окосеть! – проворчал Йорген. – Или он решил прикончить всех нас, застигнув в вашем обществе. Что ж, не возьмусь его осуждать! На его месте…
– Друг мой, сейчас не место и не время для раздоров! – напомнил благородный силониец. – Хвала добрым богам и хайдельским ведьмам, я вновь здоров и бодр, пора покидать эту благословенную лощину. Если мы сможем короткими перебежками добраться во-он до того холма, – он указал рукой направление, – то дальше, думается, будем недосягаемы для стрел и сможем спокойно продолжить путь.
Это было вполне разумное, взвешенное предложение, и Кальпурций ни на секунду не усомнился, что оно будет принято. Ах, как он ошибался!
– Ни за что! – заявил ланцтрегер фон Раух воинственно. – Не для того мы потратили уйму времени, высиживая в этой отвратительной яме, чтобы так просто уйти!
– И что ты предлагаешь?! – опешил Тиилл. – Пойти на местных альвов войной?!
– Нет, конечно. Это было бы неразумно. Мы пойдем в их стан ночью, под покровом темноты и…
– Глотки им перережем?! – воскликнул бакалавр с увлечением, похоже, он не видел в таком поступке большого греха. – Чтобы не пускали стрелы в мирных прохожих?
– Боюсь, Семиаренс будет против, – заметила ведьма, а силониец добавил очень твердо:
– И не только Семиаренс!
Йорген смерил их скептическим взглядом – типа в своем ли вы уме, друзья мои?
– Ерунда! Нужны нам их глотки, как гифте подвенечный наряд! Еду мы будем у них красть, вот что! У светлых альвов всегда есть еда!